Станислав Александрович НАУМОВ
Вице-президент фонда "Сколково" по взаимодействию с органами государственной власти и общественностью, член Рабочей группы по ядерным технологиям Комиссии при Президенте Российской Федерации по модернизации и технологическому развитию экономики России
Ирина Ясина: Сейчас мы поговорим про Сколково. Вчера у нас выступал Виктор Меерович Полтерович и прочитал нам замечательную лекцию про то, что разные бывают модернизации. Бывает широкая, бывает очаговая. Вот что такое Сколково? Это пример очаговой модернизации или что?
Станислав Наумов: Сколково – это проект, у которого нет конкурентов в Российской Федерации. То есть, любая из существовавших ранее подсистем управления знаниями, в рамках которых создаются те или иные новые технологии, не является конкурентной по отношению к Сколково. Скорее мы являемся тем необходимым, при этом ранее отсутствовавшим, элементом этой системы, который закрывает одну самую чувствительную часть инновационного цикла. Цикла, в начале которого находятся фундаментальные знания, и в финале которого появляется новый товар или новая услуга на рынке. Сколково закрывает ту часть, когда уже фундаментальная наука дала свои позитивные ответы на вопрос о том, как устроена наша природа, как устроена физика, химия, математика того или иного процесса. Но государство уже не может финансировать это, поскольку фундаментальная наука начинает выходить на следующий круг собственных исследований, а предприниматели еще не готовы поверить в то, что деньги, вложенные в знания, снова станут деньгами. Они не готовы рисковать.
Есть такое образное выражение Долина павших – это, собственно говоря, то пространство. попав в которое невозможно заранее быть уверенным в том, что каждая идея, которая находится в разработке, дойдет от стадии поиска до стадии коммерциализации. В этом и состоит замысел проекта Сколково - дать своевременный ответ на тот вопрос, который сегодня себе задают не только страны. но и большие корпорации, которые сегодня являются единственными реальными заказчиками на инновационные технологии, услуги и продукты. Мы, как потребители, являемся уже теми, в расчете на кого эта деятельность осуществляется, в том числе и в рамках бизнес-процессов. Но, за исключением отдельных примеров, которые показывают, что действительно любой предприниматель, начав свой бизнес в том или ином бизнес-инкубаторе или технопарке, действительно может достичь глобального успеха, до сих пор такого рода деятельность выстраивалась по традиционной стандартной схеме, когда большие корпорации содержали в своем составе RnD подразделения. Это подразделения, которые занимались исследованиями и разработками внутри того цикла, который ставила перед собой корпорация. При этом сроки вывода новых продуктов и услуг определяла инвестиционная модель самой корпорации. И на примере отдельных сфер, того же самого здравоохранения, фармацевтики, медицинских технологий, мы понимаем, что иногда жесткая логика возврата ранее вложенных инвестиций в оригинальные препараты задерживает тот научно-технический прогресс, который вполне возможен в рамках разработки новых лекарственных средств, новых лечебных технологий. Это некое встречное движение, когда мы пытаемся, с одной стороны, уйти от только государственного внимания к тому, чем занимаются научные учреждения, но при этом понимаем, что не всегда корпоративная альтернатива является наиболее соответствующей запросам тех обществ, которые ставят перед собой такую задачу.
Наше общество ставит перед собой задачу модернизации уже не первый раз, не первый год. Я имею опыт участия в реализации промышленной политики, и понимаю, что в некоторых случаях мы можем, и будем говорить об инновациях только после того, как мы создадим соответствующую среду, в которой это возможно сделать уже непосредственно в промышленном производстве. Сложно требовать от инженеров, от заводской науки каких-то серьезных прорывов, если сама технологическая база, сами производственные мощности устарели не только физически, но и морально. И нет той среды ни конструкторской, ни проектировочной, в которой можно было бы хотя бы попытаться угадать, чего же ждет рынок, исходя их понимания, что рынок является высококонкурентным. Он давно уже является частью глобального рынка. Соответственно, никаких внутренних локальных способов быть первыми в реальности не существует. Поэтому, чтобы коллеги, которые работают в реальном секторе, могли воспользоваться тем, что вряд ли сделают их конкуренты, у которых есть мощные RnD-центры, у которых есть собственная распланированная по годам линейка запуска и вывода новых продуктов на наши же рынки, мы делаем Сколково. Делаем как экосистему, которая будет производить знания, будет производить патентованные технологии – это то, что является интеллектуальным активом, результатом научно-технической деятельности. Это то, что дальше может использоваться в хозяйственном обороте не только у нас в стране, не только на внешних рынках, а, в принципе, в модели, когда мы используем преимущества того, что это сделано в России, что это придумано в России. И, соответственно, те экономические эффекты, которые есть от того, что вы продаете на собственном рынке, будут доставаться российским хозяйственным обществам. В свою очередь, те риски, которые всегда сопровождают продвижение любого нового продукта, любой новой услуги на внешние рынки, берет на себя тот иностранный партнер, который захочет быть частью большой экосистемы инновационного центра Сколково.
Мы рассматриваем наш проект как долгосрочный. Это первый долгосрочный проект после того, что связано с деятельностью Внешэкономбанка и компании «Роснано». И Внешэкономбанк и компании «Роснано» имеют достаточно внятный цикл своего инвестиционного планирования, выходящий за пределы одного–трех лет. Мы понимаем, что наш успех должен появиться на горизонте, с одной стороны, тех же самых нескольких лет. Но с другой стороны, это будет не совсем наша заслуга. Мы всего лишь сможем ускорить реализацию тех проектов, которые попадут в поле нашего зрения. Не менее важно, чтобы в самой экосистеме Сколково, то есть, на базе Сколковского научного потенциала, появились те новые проекты, которых еще пока нет на горизонте нашего собственного видения и, желательно, чтобы их не было в горизонте представления наших конкурентов. Кто является конкурентами? Инновационные центры и технопарки, которые были созданы в течение последних трех десятилетий как в развитых странах, в первую очередь в США и ЕС, так и в динамично развивающихся странах – Бразилии, Китае и других странах, которые входят в Большую двадцатку.
Мы полагаем, что каждая из этих стран хочет быть не только источником дешевой рабочей силы, в том числе и для собственных производств, не только источником сырья, которое может быть переработано. Каждая страна хочет обеспечить свой технологический суверенитет. Это не менее важно, чем обладать военным суверенитетом, экономическим. Технологический суверенитет равен по своей значимости двум вышеперечисленным, потому что в целом после мирового финансового кризиса ожидалось, что начнется ускоренный переход от пятого технологического уклада, связанного с массовым серийным индустриальным производством к шестому. И здесь произойдет то очередное разделение на страны, у которых есть соответствующая компетенция, которые могут сами разрабатывать соответствующие технологии, внедрять их и совершенствовать. И страны, которые вынуждены эти технологии заимствовать, покупать, в лучшем случае, предпоследнюю версию соответствующего оборудования, не всегда обеспечивая соответствующий контроль над процессами, которые происходят в рамках такого производства, и не всегда имея возможность управлять полным жизненным циклом такого сложного, высокотехнологичного изделия, агрегата и так далее. То есть, речь идет не просто о том, чтобы что-то произвести или что-то продать, а о том, чтобы в принципе иметь постоянный нормальный сервис. Который естественно возникает либо в том случае, если вы сами это делаете на вашей основе, либо вы каждый раз ждете, что кто-то приедет и поставить вам новую версию или осуществит какую-то профилактику. Вот, наверное, самая простая связка между тем состоянием реального промышленного сектора, который мы сегодня имеем и между теми задачами, которые стоят перед инновационным центром Сколково. Он должен стать не только частью управления знаниями, но и своего рода необходимым центром научно-технологической компетенции практически для любого российского предприятия, которое сегодня действует в одном из пяти направлений, которые признаны приоритетными. Это ядерные технологии, космические технологии – те приоритеты, которые всегда были у нашей страны на уровне мировых позиций. Это те сферы, где мы хотели бы сохранить нашу способность быть разработчиками соответствующих продуктов и услуг – это в первую очередь информационные технологии. В силу того, что информационные технологии требуют определенной подготовки, в том числе и профессиональной, мы создали в период, когда информационная революция стала уже мировым явлением, необходимое количество своих образовательных компетенций. И, как показывает сейчас мониторинг рынка, очень многие авторы в сфере информационных решений являются
людьми, которые получили высшее профессиональное образование и занимаются научной деятельностью в рамках нашей системы управления знаниями. И есть две сферы, которые являются для нас значимыми. Это, в первую очередь, энергоэффективность. Мы являемся производителем энергетических ресурсов разного рода и, одновременно, одним из крупнейших потребителей. И не всегда мы относимся к процессу потребления так же, как относятся страны, которые являются только потребителями, у которых нет собственного производства тех или иных энергетических ресурсов. Научить себя быть эффективными, а не просто экономными – это одна из задач. Она не сводится только к замене ламп освещения. Она связана с управлением всеми этапами энергетической политики. И еще одна сфера – это биотехнологии, биомедицинские технологии. То, что напрямую влияет на демографические тренды, поскольку позволяет сократить число заболеваний, социально значимых на длинном отрезке времени. Которые позволяют повысить качество здоровья людей, и, тем самым, заложить основы репродуктивного воспроизводства нации. Каждый рубль, который сегодня вкладывается в биомедицинские технологии, это не просто рубль, который дальше превращается в таблетку или медицинское оборудование. Это средство, которое обеспечивает нам выживание, как самостоятельному субъекту в двадцать первом веке.
Вот некая такая общая вводная в то, что является инновационном центром Сколково. Мы по-разному ищем короткие лаконичные ответы на вопрос о том, для чего мы это делаем. Мы, это команда, которую возглавляет Виктор Вексельберг, человек, который имеет достаточно серьезный опыт управления большими бизнес-проектами. И Сколково, с одной стороны является не только проектом научным, но и, безусловно, проектом деловым, поскольку мы должны создать в России нормальную систему коммерциализации знаний. А с другой стороны, мы не собираемся приватизировать эти знания, не собираемся входить каким-то образом в ту интеллектуальную собственность, которая будет создаваться. Мы хотим, чтобы умные стали богатыми. Мы хотим. чтобы авторы тех изобретений. которые будут делаться в сколковских лабораториях, самостоятельно принимали решения о том, что они будут делать с теми коммерческими эффектами, которые будут возникать в результате продажи плодов их работы, продажи новых разработок и технологий. Будут ли они продолжать, а мы надеемся, что будут, продолжать работать, достигнув первого успеха. Или же они захотят каким-то образом стать инвесторами, вложиться в какие-то другие отрасли, тем самым сформировав дополнительный слой людей, которые вкладывают собственные средства в новые предпринимательские проекты, не обязательно Сколковские. То есть, станут бизнес-ангелами – людьми, у которых есть небольшие собственные деньги и они хотели бы их положить не на банковский счет, а дать кому-то, кто обещает сделать новый продукт, которого нет на рынке и вернуть вложенные средства с прибылью. Венчурные фонды объединяют такие средства в более серьезные пакеты и уже инвестируют в более масштабные по своему инвестиционному потенциалу проекты. Создать вот такой слой – это тоже одна из бизнес-задач, которая должна быть некой альтернативой тому достаточно сложному положению малого и среднего бизнеса, который, тем не менее, очень важен и очень нужен с социальной точки зрения.
И, конечно же, мы хотим, чтобы у нас появилось несколько компаний, которые бы стали крупными игроками на соответствующих рынках. Сначала на российских, а потом, постепенно, становились бы участниками того глобального транснационального уровня, который, в свою очередь, мог бы уже сам заказывать серьезные исследования, серьезные проекты не только в Сколково, но и в любых новых инновационных центрах. Такие центры в течение ближайших 10-15 лет будут появляться. Где-то по модели Сколково, где-то по модели других инновационных центров. Но, в любом случае, то, что мы начали делать – только первая попытка сконцентрировать имеющие у государства ресурсы, вложить их в максимально короткие сроки в наиболее перспективные научно-технические проекты, и извлечь из этого в рамках существующего социально-экономического цикла, максимально возможный эффект. Не только с точки зрения бизнеса, но и сточки зрения наполнения нашего внутреннего российского жизненного опыта новым качеством, новыми стандартами и новым пониманием того как достигается успех, если этим заниматься серьезно.
Теперь я готов ответить на ваши вопросы.
Дмитрий Краюхин, г. Орел: В свое время Перестройка началась со знаменитого фильма «Покаяние», где задавался вопрос «Какая дорога ведет к Храму?». Я хотел бы спросить о дороге к Сколково. В июне прошлого года была построена новая дорога, в которую вложили 6 миллиардов рублей. Сейчас эта дорога через 9 месяцев провалилась. Не является ли это, в определенной мере, символом Сколково?
Станислав Наумов: Спасибо за вопрос. Не является. Я считаю, что тех людей, которые допустили отклонения от стандарта строительства дорожного полотна, необходимо привлечь к жесточайшей экономической ответственности. Речь идет о том, что в рамках этого контракта предполагалось, что в течение года эксплуатации будут возникать те или иные проблемы. И, соответственно, с компанией, которую наняли власти московской области для строительства этой дороги, заключили такой контракт, по которому исполнитель за свой счет обязуется все подобного рода недостатки устранить. То есть, 6 миллиардов – это стоимость всего этого проекта. А тот недостаток, на который обратил внимание Игорь Иванович Шувалов, первый вице-премьер, он как раз связан с одним конкретным участком дороги, когда с МКАДа съезжаешь в область.
Но есть один очень большой нюанс, о котором я вам расскажу первым: это не та дорога, которая ведет в Сколково. На территории Одинцовского района существует несколько объектов, которые имеют отношение к топонимике Сколково – один из них это бизнес-центр школы управления. Бизнес-школа Сколково появилась несколько лет тому назад. Дорога могла появиться не год назад, а гораздо раньше, но появилась она в июне прошлого года. К счастью для меня, в июне прошлого года инновационный центр Сколково не располагал ни бюджетом, ни планом дорожного строительства. Собственно говоря, он и сегодня не располагает никакими объектами на территории своего участка, к которым была бы проложена какая-нибудь дорога.
Но проблема серьезная. Я считаю, что Московская область, которая допустила такую ситуацию, должна разобраться с собственными подрядчиками. Но ни к бюджету инновационного центра, ни к территории инновационного центра, описанный вами случай отношения не имеет.
Мы запланировали в этом году строительство двух транспортных развязок на собственной территории. У нас на это запланированы соответствующие средства. Но такого плохого качества дорог мы, конечно же, себе позволить не можем, поскольку мы будем выбирать жестко на конкурсной тендерной основе того подрядчика, который будет обладать современными технологиями, чтобы подобного рода негатива не было. Я ответил на ваш вопрос? Или вам удобнее было бы, чтобы это мы своровали 6 миллиардов и провалились под землю?
Нет, такого не будет. Это тот символ, который для нас является негативным. Мы очень чувствительны к этому, и сочувствуем бизнес-школе. что она оказалась в подобной ситуации. Она не является частью нашей экосистемы.
Марина Метелева, г. Чита: Есть ли у вас механизм сотрудничества с регионами, каков он и как выйти на контакт с вами людям из далекой провинции?
Станислав Наумов: Во-первых, мы заключили соглашение с сорока институтами академии наук о том, что АН будет выдвигать свои интересные проекты. И я могу сказать, что из первых тех десятков проектов треть была проектами российской академии наук, что лишний раз говорит о том, что все не так плохо в институтах. Там действительно есть команды и коллективы, которые находятся на передовом уровне современного научно-технического проектирования. Я это говорю, потому что сеть экспертов фонда Сколково международная. Это сто пятьдесят с лишним экспертов, которые живут в разных странах, работают в разных научно-исследовательских центрах, не знают друг друга, не знают, откуда именно поступил проект. И отвечают только на два вопроса: есть ли научная новизна и коммерческая привлекательность. Поэтому академия доказала. что она готова сегодня быть полноценным участником не просто работы в рамках фундаментального сектора, но и в рамках перехода в прикладные проекты. Ближайший институт академии наук, либо отделение в этом году будет готовить уже первые проекты. В этом году в дополнение к 35 мы планируем порядка 100 проектов. Из них большая доля будет вот в этой пропорции заявок от институтов академии наук. Вторая группа – это научно исследовательские университеты, которые созданы на базе высших профессиональных инженерных технических ВУЗов. Ближайший технически ВУЗ, который есть, может подавать заявки, используя 217 Федеральный закон, позволяющий создавать на базе института малые предприятия, используя соглашение с фондом Сколково, используя Постановление правительства, которое софинансирует участие промышленных предприятий как заказчиков. Кроме того, мы договорились с рядом региональных, точнее общероссийских организаций, таких как РСПП, Деловая Россия, ОПОРА, о том, что они будут фактически стимулировать обращения на наш сайт, для того, чтобы предприниматели, не выезжая в Москву, могли, используя интернет, попробовать заполнить заявку, отправить ее, пройти экспертизу. И уже только потом, если будет получено положительное решение, пройти процедуру регистрации в качестве участника.
До первого января 2014 года все участники инновационного центра Сколково работают там, где они сегодня непосредственно зарегистрированы, и где они осуществляют свою исследовательскую деятельность. Мы полагаем, что из более, чем ста участников этого года, Москва и Санкт-Петербург могут составить до 30-40%, а 60% участников будут из сильных региональных научных центров – Нижний Новгород, Екатеринбург, Томск, Новосибирск, Иркутск, Владивосток и другие, плоть до Калининграда. Очень большой интерес к тому проекту проявляют на юге страны, потому что в советское время была создана неплохая система высокотехнологичных центров на Северном Кавказе, и сохранились кадры, которые хотят быть востребованными. Говорят, что альтернативой разного рода исламистскому фундаментализму является вот такая реинтеграция в рамках фундаментальной и прикладной науки. Поэтому любая группа инициативных людей, будь то ученые или предприниматели, могут в любое время подать заявку на наш сайт и получить ответ. Да, будут и отрицательные ответы. Но это не повод считать, что кому-то повезло раз и навсегда, а у кого-то больше нет никаких шансов. Это означает только то, что мы в ближайшее время в дополнение к тем 116-118 участникам, с которыми будем уже работать, спрашивая их, чем мы можем им быть полезны как управляющая компания, будем выяснять, в чем была причина того, что попытка не удалась. Это может быть недостаточное число позитивных оценок международных экспертов. Таким претендентам мы будем за наш счет предлагать пройти какие-то курсы переподготовки и повторно пробовать сделать бизнес-план или заявку на научные исследования. Все возможности открыты. Мы рассчитываем, что с 1 января 2014 года наиболее сильные компании уже смогут стать первыми резидентами инновационного центра Сколково, то есть заехать в наше пространство. Но при этом у каждого из таких предприятий может быть свой региональный партнер, который будет продолжать развивать технологическое предпринимательство в этом регионе. В каждом регионе есть технико-внедренческая зона, есть промышленная зона, которая может быть более серьезным фундаментом для производства, есть технопарки. Есть очень много индустриальных парков – это то, что является девелоперским проектом, где частная компания на свои средства строит пространство для начала технологической деятельности. Есть бинес-инкубаторы, которые существуют, в том числе, и в рамках программ поддержки малого и среднего бизнеса. Каждый из этих элементов, включая малые предприятия на базе ВУЗов, является частью большого расширенного Сколково. В данном случае Сколково – это действительно символ нашего желания, нашего стремления быть первыми в глобальной конкуренции за новые знания.
Оксана Чернышова, г. Санкт-Петербург: В конце вашего выступления вы сказали, что Сколково будет готово конкурировать с инновационными центрами, которые будут появляться. Вы имели в виду, появляться в России?
Станислав Наумов: Нет. Мы, конечно же, за что будем конкурировать? У нас будет создано двадцать тысяч рабочих мест. Это означает, что в рамках модели глобального сотрудничества у нас будет порядка десяти тысяч жителей разных стран и работников существующих инновационных центров, технопарков, университетов. И наша задача, чтобы к моменту, когда мы оборудуем для них рабочие места рядом с рабочими местами для наших предпринимателей, ученых, они захотели у нас работать. Это наша главная задача, чтобы десять тысяч человек купили билеты в Россию в течение 2013-2015 годов и прилетели к нам. Прилетели сначала на конференции, семинары, лекции. А потом приехали работать и перевезли свои семьи. Поэтому, в Сколково не будет никакого частного жилья, все жилье будет служебным. Фактически это будет общежитие для профессоров. Но общежитие мирового уровня для профессоров мирового уровня. Общежитие для ученых, которые станут Нобелевскими лауреатами.
Оксана Чернышова, г. Санкт-Петербург: Как приятно вас слушать, но отнеситесь, пожалуйста, к моему вопросу философски: мы два дня говорили о том, как все непросто с модернизацией, что такое социальная модернизация. И о том, какая большая дифференциация доходов есть в стране. Есть ли внутри руководства Сколково понимание того, что этот город-чудо могут однажды снести с лица земли на волне социального протеста? Само понимание того, что город-чудо – это классно, но ситуация, в которой находятся другие люди, ужасна?
Станислав Наумов: До проекта я работал заместителем министра промышленности и торговли Российской Федерации. И до сих пор являюсь членом рабочей группы по моногородам. И я три года провел в командировках по этим городам. То есть, прежде чем я заслужил право работать в Сколково, я занимался моногородами. да и промышленность у нас сосредоточена не в Санкт-Петербурге и Москве, а в разных индустриальных регионах. И там кризис люди тоже по-разному переживали. Все это я видел и прекрасно понимаю. И ровно поэтому, когда я узнал про проект Сколково, я решил, что должен сделать так, чтобы чувство необходимости перемен, которое возникает, когда ты приезжаешь в моногород (в данном случае это как пример сосредоточения всего, что у нас нуждается в изменениях), появилось у всех жителей России. Я могу сказать, что люди из моногородов не готовы уезжать не по каким-то придуманным кем-то причинам, а потому, что, во-первых, привыкли обедать дома. И не готовы переехать туда, где есть более высокая зарплата лично для него еще и потому, что не с кем оставить старых родителей, нет у нас такой системы. Очень часто человек работает на заводе, супруг работает в бюджетной организации. И зарплата бюджетника хватает на какие-то первоочередные нужды. Люди опасаются, что на новом месте близким будет невозможно устроиться в бюджетную организацию. И третья причина - это даже не стоимость квартиры. Это наличие приусадебного участка. То есть, наличие приусадебного участка является ответом жителя моногорода на вопрос: «Что будет, если вот этого не произойдет?». Поэтому я лично очень хорошо понимаю ситуацию.
Означает ли это, что ничего нельзя сделать? Ни в коем случае, потому что ключевая проблема таких моногородов, это то, что оттуда все равно уезжают молодые люди в большие города. В больших городах они не всегда могут себя реализовать, все зависит от качества образования в местной школе. И ключевая проблема России в том, что сегодня очень многие люди хотя бы мысленно готовы уехать из страны. Поэтому, когда вы говорите про социальный взрыв, который может возникнуть в качестве реакции на то, что кто-то приехал из-за рубежа и работать здесь, я бы хотел, чтобы вы в это же время видели отъезжающих. Достаточно талантливых, перспективных, владеющих всеми современными информационными технологиями, знающих хорошо иностранный язык молодых людей.
И поэтому, когда кто-то соберется «с вилами» куда-то идти, он пойдет не против приехавших иностранцев, он пойдет против тех 10 тысяч молодых и талантливых россиян, которые впервые получили возможность проявить себя в России, будучи умными, перспективными и честными. Но я думаю, что мы справимся с этими, так называемыми вилами.
Второе. Город будет открытым. Он не будет иметь заборов и шлагбаумов. У него скорее будет проблема в том, что люди, которые промышляют на Комсомольской площади, наверное, скоро переедут на нашу центральную площадь и будут предлагать будущим Нобелевским лауреатам погадать, либо заниматься попрошайничеством. Вот на это вопрос у меня ответа нет. Я понимаю, что мы создаем открытую систему, и мы хотим, чтобы туда приезжали, как когда-то приезжали на ВДНХ и Парк Горького. В тридцатые годы крестьяне, которые приезжали в Москву и спускались в метро, выходили на землю совершенно другими людьми. Это был культурный шок и сдвиг. Люди понимали, что может быть по-другому. У нас в Сколково, наверное, будут какие-то интересные технологии. Например, трамвай над парковой зоной будет воздушным. Мы специально делаем все из области футуристической, которая описывалась в таких фильмах как «Гостья из будущего». Мы накопили денег за счет хорошей экономической конъюнктуры на наши ресурсы. Сколково – самый известный проект. Но если вы посмотрите на нашу долю в общем объеме бюджетных ассигнований, то если бы нас не было, никто их других распорядителей бюджетных средств этого бы не заметил. Мы не забираем средства у Академии наук, у научно-исследовательских университетов. Потому что любой протест, о котором вы говорите, на самом деле сгенерирован наличием настроений и поводов. Межнациональные конфликты на территории Москвы возникают по понятным причинам: у молодого человека не социального лифта. Он оканчивает школу, ВУЗ, но он не знает, куда он пойдет работать. Идти работать в это бизнес или нет, поскольку он не знает, кто контролирует этот бизнес. Это малое и среднее предпринимательство или это что-то другое? Наша задача в том, чтобы у этого молодого человека была внятная социальная карьера, чтобы он понимал, куда ему идти. Если он скажет: «Я хочу сдать ЕГЭ по физике, потому что потом хочу учиться в сколковском технологическом университете», то такие люди буду альтернативой тому социальному негативному протесту, о котором вы говорите. Сейчас основная часть негатива не исходит о людей, у которых есть будущее, она инициируется людьми, которые думают, что у них забирают часть бюджетных ресурсов. Это не так. Не сокращается объем финансирования ни одного элемента системы создания новых знаний. Мы добавляем к этому сколковский коэффициент, который позволяет коммерциализировать то, что умеют изобретать все остальные участники этого процесса.
Вы увидите, что через два года отношение к проекту будет совершенно другое: спокойное, нормальное, и вы будете гордиться тем, что у вас есть знакомые, которые живут и работают в Сколково.
Зейнаб Тархова, г. Новосибирск: Я пессимистка в этом вопросе, потому что прототипом Сколково, наверное, является наш Академгородок. Когда он создавался, то создавалась вся инфраструктура. Очень многие ученые хотели жить в Академгородке, ехали из Москвы и других регионов. Но, к сожалению, сейчас из Академгородка уехали практически все известные ученые, и все они сейчас живут за границей.
По поводу бизнес-инкубаторов6 в Новосибирске их уже целый год заполняют. И, честно говоря, нет никаких заявок, и они практически не заполняются. Наш бизнес-инкубатор построили в очень отдаленном месте, и людей оно не очень привлекает.
У меня вопрос: конечно замечательно, что к нам поедут 10 тысяч молодых ребят из-за границы, а чем вы сможете их привлечь? Что для них будет привлекательным?
Станислав Наумов: Спасибо. Для самых умных будет возможность присоединиться к нашим научным школам. Потому что при всей нашей заинтересованности в том, чтобы результаты наших научных учреждений публиковались в разных изданиях, пока мы отстаем по количеству публикаций в общемировых научных изданиях. Кому то будет просто интересно посмотреть, чем мы занимаемся, поскольку, возможно кто-то из наставников таких зарубежных исследователей когда-то участвовал в программах обмена. У нас очень много сейчас контактов, связанных с программами научного обмена молодежи, которые были в начале 80-х годов. Почему многие наши специалисты уехали в Америку? Потому что они ездили по таким программам и посмотрели, какие там есть условия. У нас к тому моменту таких условий не было. Мы по целому ряду направлений пропустили в 70-е годы тот момент, когда наши конкуренты – США и Европа, поменяли свои научные подходы. Они поменяли подходы к своей системе высшего профессионального образования в начале 70-х годов. Мы этого не сделали. К середине 80-х годов они вышли на пик пятого технологического уклада, а мы еще до сих пор создаем в рамках федеральных целевых программ модели класса четыре плюс. А они уже идут в классе пять плюс. Это вот цена когда-то не принятых решений. Мы отстаем не потому, что принимали неправильные решения, мы их вообще не принимали. Мы про них слишком долго спорили в разного рода структурах. Преимущество нашего проекта в том, что есть политическая воля, которая обязывает быть успешным. То есть, первый ответ: они захотят, наверное, интегрироваться в ту систему производства серьезных знаний, которыми наша страна гордилась. Когда я говорю про 10 тысяч молодых людей, это не просто образное выражение. Это могут быть, в том числе, несколько тысяч российских ученых, уехавших в 80-90-е годы за границу. Почему они уехали? Потому, что стало можно уезжать, появилась свобода передвижения. И они поехали туда, где в тот момент были лучшие условия с точки зрения лабораторий, рубежа, на котором люди работали. Потому что самые маститые начальники науки никуда не уехали. Уехали те, кто не видел для себя возможностей роста в рамках той школы, в которую он когда-то пришел, и в которой он состоялся как профессионал. Сейчас они там состоялись тоже как профессионалы, и мы чувствуем, что они готовы как-то реинтегрироваться обратно в нашу систему. Это второй ответ на ваш вопрос.
Что касается Новосибирска. Я вам могу сказать, что как раз ситуация с Новосибирским Академгородком показывает, что сколковский проект абсолютно правильный. Во-первых, он так же как когда-то Академгородок делается в чистом поле. Когда-то это было решение, которое приняли по совершенно фантастическим основаниям: бомбардировщики НАТО не долетят до Новосибирска. Поэтому туда перевели часть институтов, которые работали на оборону. И там же появились оборонные заводы. И вот эта связка институт-завод во многом обеспечила то, что результаты работы институтов Сибирского отделения академии наук, носят гораздо более прикладной характер, чем результаты других институтов академии. Но при этом я считаю правильным момент, что новосибирская экосистема строилась на трансдисциплинарном основании: вдоль одного проспекта 38 учреждений. Все ходят, все друг с другом общаются, и все знают, что у кого есть. Поэтому даже названия институтов пограничные. И это то, что сейчас воспроизводится в сколковской модели. Для нас Новосибирск в этом смысле фундамент, на котором мы продолжаем этого рода научный эксперимент. При этом мы понимаем, что не все дети ученых остались в этой системе. То есть, за границу уехали не столько сами ученые, сколько их дети, которые имеют очень хороший высокий уровень подготовки. Им некуда просто было ехать. Теперь бы они поехали в Сколково.
Ну и история про бизнес-инкубаторы и про все остальное. Вы знаете, что ваши «зеленые» не разрешили построить новое здание университета, поскольку предполагалась вырубка нескольких десятков деревьев, которые имеют возраст порядка нескольких десятков лет. Это стало причиной того, что проект, который очень давно разрабатывался, отправлен на второй круг согласований. А бизнес-инкубаторы в таких системах возникают там, где рядом есть новая живая среда молодых, талантливых, амбициозных. Это, собственно говоря, их первое рабочее место. Поэтому сейчас объективно сами институты академии сибирского отделения испытывают дефицит выпускников собственного университета. Но сама территория Академгородка позволяет там развивать новые участки. Мы считаем, что у нас будет партнерская история с новосибирским Академгородком. Просто они – двадцатый век, а мы – двадцать первый.
Когда говорят «а вот было», надо понимать, что сейчас этого уже нет. И дальше надо выбирать, что делать: то ли пытаться реанимировать то, что было, то ли учесть опыт и создать что-то современное.
Елена Гаргуц, г. Павлово: Я хочу задать вопрос по моногородам. Город Павлово, Нижегородская область, один из моногородов. Как вы выбираете проекты в программу моногородов? Кто решает?
Станислав Наумов: Два года потеряно. Об этом сказал президент на недавней встрече. К сожалению, несмотря на то, что были выделены серьезные средства. Мне это было слышать горько, потому что это то, о чем говорили с главами субъектов Федерации. И абсолютно правильно президент сказал, что это – личная ответственность губернатора. Сегодня на уровне муниципалитета нет, и не может быть людей, которые в состоянии посмотреть на себя, чтобы понять, что надо поменять, не располагая собственными инвестиционными ресурсами, не располагая средствами населения. Есть многие зарубежные примеры того, что был завод, а потом вместо него появилась детская площадка. Так вот там – это решение местного сообщества.
Елена Гаргуц, г. Павлово: У нас пять сельхозпредприятий, которые нормально пережили кризис. А нас тащат в промышленность…
Станислав Наумов: Это хорошо, если у ваших сельхозпредприятий есть собственная переработка. И очень хорошо, если у вас расстояние до ближайшего распределительного центра таково, что это будет экономически выгоднее, чем импортная аналогичная продукция. Ну, вот реальная проблема: не везде можно построить теплицы, поскольку стоимость кВт/часа иногда зашкаливает и килограмм помидоров стоит дороже, чем та цена, по которой их можно ввезти на территорию России. Мы реально занимались этой проблемой там, где есть недопустимая индустриальная нагрузка на среду обитания человека и где нельзя строить новые производства, а надо думать о диверсификации.
Но, к сожалению, не всегда местные власти могут разработать именно проект изменения экономики города. Не всегда они видят, что такое муниципальная экономика. Строить на территории города промышленные предприятия за счет государства как-то странно. Это должны быть решения, которые принимаются согласованно местным сообществом и частным инвестором. В том числе тот, который владеет существующим каким-то предприятием, должен для начала провести необходимую реконструкцию, рекультивацию, создать условия. Это все находится в полномочии местных властей. Ставка налога на землю находится в их полномочиях. Но они не всегда могут использовать те ресурсы, инструменты, которые у них есть. Поэтому большая программа помощи моногородам такого рода инвестпроектами, к сожалению, с первой попытки не удалась. Я считаю, что надо было развивать частное предпринимательство в коммунальной экономике, в экономике города. Надо было создавать много конкурирующих друг с другом проектов, куда люди могли бы перейти. Не сохранять любой ценой существующие рабочие места, и не вкладываться туда. Надо было вкладываться в то, чем люди пользуются. Это то, что я говорил про Сколково, как про нашу особенность. Это проект, ориентированный на создание того, что нужно миллионам, а в некоторых случаях – миллиардам людей. Для местных сообществ самое важное – это создать нормальную систему сервиса, конкурентную, чтобы это было дешевле и доступнее большему количеству людей. На этот уровень, к сожалению, не вышли.
Знаете, какой самый любимый объект, который заказывают мэры городов? Мост через реку. Можно ленточку разрезать. Строить долго, песка много надо… Это всем нравится. А подумать об изменении управленческих технологий, чтобы, если там не хватает чего-то в общественном транспорте, создать нормальную конкуренцию, чтобы можно было осуществлять перевозку людей, это уже сложнее. Зато это генерирует спрос.
Елена Гаргуц, г. Павлово: У нас там много чего есть, так зачем недра сразу сдавать быстренько?
Станислав Наумов: Это самый простой вариант. И я могу вам пообещать, что если там можно будет проголосовать против, я проголосую.
Аркадий Кузнецов, г. Тюмень: Я хотел бы узнать об участии наших олигархов в сколковском проекте. Виктор Вексельберг является Президентом фонда Сколково. Одновременно он является одним из крупнейших акционеров Тюменской нефтяной компании. Как сочетаются эти его бизнесы, и какова доля частно-государственного партнерства?
Станислав Наумов: Пятьдесят на пятьдесят. На пятилетнем сроке каждый квадратный сантиметр этого инновационного центра будет по факту отфинансирован пятьдесят на пятьдесят. Но сказать, что эти средства можно как-то взять и разделить – нет, невозможно. Государство сейчас вкладывается в транспортную инфраструктуру и в энергетическую инфраструктуру. Это то, во что частный инвестор не может вложиться, поскольку это не может являться объектом его единоличного распоряжения. А вот вся стройка будет вестись за счет привлеченных средств и кредитных ресурсов, которые будут строительные или девелоперские компании. Либо за счет собственных средств и средств будущих участников этого проекта. Поэтому, все разговоры про откаты и распилы, абсолютная ерунда, потому что здесь не только бюджетные деньги. Когда только бюджетные – понятно как это может быть: неизвестно где неизвестно что заказали, неизвестно когда получили, и неизвестно как проверить. Но я не знаю ни одного случая, чтобы кто-то вложил частные деньги и у него попросил откат тот, кому он дает эти деньги. У нас главной страховкой от разного рода таких негативных явлений как раз является участие частного капитала практически во всех проектах на территории Сколково. От строительства до грантов, которые мы выдаем при условии, что есть частный инвестор, который готов вместе с нами этому исследователю дать деньги. Вот как украсть деньги у ученого, я, честно говоря, не понимаю. Это не многоуровневая система, где есть начальник, зам и т.д. Это – конкретный ученый, которому вы даете деньги. Он на них покупает оборудование самое современное и привлекает для работы самых квалифицированных ассистентов. Вот на что мы делаем ставку.
Поэтому участие Виктора Вексельберга в проекте – это пример, который показывает один из лидеров российского бизнеса. есть и другие российские предприниматели, которые так же будут вкладываться в те или иные проекты Сколково. Я знаю, что Мордашев, Аликперов, а так же крупные компании с государственным участием будут часть своих новых проектов делать у нас. Это новая форма решения их задач по модернизации и инновационному развитию.
Ирина Зубкова, г. Нижний Новгород: Будьте добры, проведите ликбез. Я поняла, что имеется развернутая иерархическая система, элементами которой является Фонд Сколково, инновационный центр Сколково, строящийся город, ряд технологических площадок в различных регионах. В рамках города, по всей вероятности, технологический центр, исследовательские институты, бизнес-инкубатор, технопарк и т.д. Мне было бы любопытно узнать, какая форма собственности у каждого из этих элементов? И откуда деньги берутся?
Станислав Наумов: 375 га земли государство передало через фонд, который как раз консолидировал земельную собственность. Это актив у нас уже есть. Поэтому стоимость строительства всего проекта ниже, чем у конкурентов: государство решает задачу, поставленную перед самим собой. На этой территории, на базе градостроительной концепции, прошедшей несколько этапов отбора, в июне появится градостроительный план. Концепцию выполняет французское архитектурное бюро АРЕП, у которого, как и у его конкурентов есть опыт строительства подобного рода инновационных центров. Градостроительный план – это малоэтажная застройка, вписанная в парковый ландшафт, своего рода современная инновационная технология городской деревни. Таких деревень будет пять по количеству кластеров. Ядерные технологии, как исследовательский центр, как лабораторное пространство, своего рода факультет. Космические технологии не как космодром, а как научно-исследовательский центр. И так далее – биомедицинские технологии, энергоэффективность, информационные технологии. Пять этих подразделений формируют в своей совокупности сколковский технологический университет. Это современное высшее образовательное учреждение, которое является сейчас университетом. которому мы даем средства на выстраивание своей модели в партнерстве в Массачусетским технологическим университетом. Он является в данном случае некой моделью, по которой выстраивается модель сколковского технологического университета, как он будет назван я не знаю, но мне бы хотелось, чтобы он назывался Гагаринский университет, как символ того, что русские – первые в космосе. Здесь будет тысяча профессоров и преподавателей и тысяча студентов, которые будут сюда приходить после того, как получат хорошие оценки в бакалавриате российских научно-исследовательских учреждений. При всей критике эта система предполагает. что поучившись в бакалавриате люди, либо идут работать в реальный сектор, либо продолжают учиться в магистратуре, начиная одновременно работать по заказу одной из компаний, которые в них заинтересованы, как в специалистах. Вот, собственно Сколковский технологический – для лучших, которые будут конкурировать за это место друг с другом, что тоже очень важно. Это как раз место получения магистерской степени и последующего продолжения деятельности либо в качестве ученых-исследователей в этих же самых лабораториях, либо в RnD центрах крупных компаний, которые являются ключевыми партнерами. Если молодые люди хотят сами начать собственный бизнес, они идут в комплекс технопарка, где и начинают карьеру технологических предпринимателей. Здесь они встречаются с людьми, которые являются теми самыми венчурными капиталистами и которые готовы рискнуть своими деньгами, дав стартовый капитал в эти проекты. ну и завершающим этапом станет Нобелевская премия, которую получит кто-то из ребят. И это будут российские нобелевские лауреаты, которые сделали свои первые шаги в инновационном центре Сколково.
Что касается форм собственности, то университет будет независимым университетом. Это очень важно для того, чтобы он мог экспериментировать с образовательными стандартами, образовательными программами, чтобы он мог вести преподавание на разных языках. То, что касается фонда – это некоммерческая организация. Наша функция – создать эту экосистему, и отчитаться о проделанной работе. Все это является экосистемой, расположенной на территории района, который называется Сколково. В 2014-16 гг. город начнет жить своей жизнью. У него есть сити-менеджер. У инновационного центра есть пять ключевых лабораторий. У университета есть ректор. Инновационный центр, таким образом, является муниципалитетом, который может служить моделью для развития малых и средних городов в Российской Федерации. Все технологии, которые мы будем производить, мы будем в первую очередь рекомендовать применять в городах России.